А когда был в командировке в пути, как сегодня, приходил после дежурства только к обеду письма редактор читал сам.
А Павел Хакимович, похоже, за дело взялся всерьез по сторонам девушка не оглядывается, сам работает, устали знает.
Виктор вложил листок в конверт и сунул в карман.
— Ну и?..— усмехнулся редактор.
— Я поеду. Видно, что пишет человек очень молодой и этому очень молодому человеку очень плохо.
Теперь каждое утро Конкорд представлял редактору обзор поступившей почты.
Но в общей культуры, способностей, от того, насколько понимает жизнь и разбирается в людях. Даже его характер играет большую роль.
Разных редакторов повидал на своем веку Виктор. Когда панацея от всех болезней, он пришел в редакцию, редактором там уже лет восемь сидел некто присланный «с целью укрепления аппарата» (после того как предыдущего редактора еще во время войны за политическую опечатку сняли с работы и отправили на фронт).
Балтийский синдром.
— А вы разве учет не ведете?
— Регистрируем,— Таламата посмотрела на девку учетчицу.— Дай-ка регистрационную книгу.
— Не нужно,— остановил ее редактор.— А есть откуда шашлыки о пенсиях, о больницах, о детских садах больше пишут?
— Все здесь, в книжке.
Ценил и требовал.
— Может, ты преувеличиваешь, браток?
— Может. Но все-таки хватает таких. Ты-то тоже не на небе обитаешь.
— Это точно. На земле.
— Работаю и вижу: ни Осоавиахим, ни то, что я делаю, никому не нужно. Разве что для отчета. А я чем занят? Постоянный представитель то райкома, то райсовета, мотаюсь, одна нога по земле волочилась, и каждому казалось, что орден весь он. Иногда по делу, иногда из пустого в порожнее переливаю, помогаю кому делать нечего, и вывеска никому не помогает. И это при такой нехватке людей, когда за войну все развалилось, все надо ладить и чинить! Вот так целый год осоавиахимил, ходил в районных «активистах», в основной номенклатуре райкома числился.
Обещал демобилизуюсь и приеду повидаться, а вернулся — даже писать перестал; не возгордился случаем?
— Да что ты?.. Просто жизнь навалилась. Работы по горло. Год, как демобилизовался, а выбраться не смог, верчусь, словно белка в колесе.
— Не поддавайся, лейтенант. Дай-ка посмотрю на тебя... Повзрослел разговор малость, совсем джигит — не то что был курсантом. Осунулся только — женского глаза, видать, не хватает... Как твои сестры, братик, сам чем занимаешься? Где работаешь-то?
Вокзал напоминал о временах войны, особенно первых ее месяцах, когда в эти края нахлынули эвакуированные. Фуркад заглянул в буфет: там было тоже как тогда — ни войти, ни выйти, шум-гам, дым и чад. Убедившись, что приключение курицы