Надежда дышать снова.

Надежда дышать снова вольным воздухом окрылила людей, и они работали охотно, без всяких понуканий. Лишь Бисмиллаев время от времени просил мягко:
— Крепче заделывайте. Без щелей. Земли побольше к щиту возите. Не жалейте. Немного еще и — отдых.
Появился полван. Бисмиллаев упрекнул его:
— Дорвался. О деле забыл.
— Все сделаем быстро, бек, — ответил полван. — Можете быть в полном спокойствии.
Бисмиллаев, попрощавшись со всеми, неспешно пошагал к выходу. Он с великим неудовольствием воспринял обращение полвана. Какой он, потомок эмира, бек?! Но не станешь же одергивать безмозглого сейчас, когда в подземелье не должно возникнуть никакого подозрения.
«Ну, ничего! Скоро ты узнаешь мою руку! Не бека, а эмира!»
А полван, в порыве добросердечия назвавший баскарму беком, думал, что возвеличил его в глазах вот этих голодранцев. Довольный собой, крикнул одного из самых верных ему стражников, шепнул ему что-то на ухо, и тот, заулыбавшись, посеменил по тоннелю вдогонку за Бисмиллаевым. Но не посмел опередить его. Подгоняемый предвкушением наслаждения, он все же сдерживал нетерпение, двигаясь в десятке метров позади баскармы.
Часа через три заделали отвилок, засыпав землей и утрамбовав ею до самого свода весь отвилок от щита до основного тоннеля.