— Я верю Шукшину... Василию Макарычу.
Люди окружили грузовую машину, первой стоящую у ворот ребенок. Сгоряча Дмитрию Петровичу все они показались чужими, но он тут же узнал своих шоферов.
И это покорное бегство подтвердило трезвеющему Дмитрию Петровичу его горькую правоту. Да, здесь нужно было просто бить. . . Но где же гнездился ты, сволочь, до сей поры? Как ты ловко маскировал свою трусливую, пакостную душонку, что в такой день нашелся у тебя и полушубок, и пистолет, и шофер. Где он, кстати? Шофера тоже не оказалось. Воронин поглядел с горечью на пистолет, который все еще держал за дуло. Не привык он к этим штукам, а, похоже, надо привыкать. Брезгливо, старательно обтер пистолет и положил его в карман.
— Двери на замок. Никому никаких машин. Я позвоню сейчас Малько, — откашлявшись, хрипло проговорил Воронин.
В этот день после обеда она ушла далеко от дома отдыха, к березкам. И, вспоминая фильм, прижалась щекой к стволу березы, подумала с горечью и обидой на всех людей, которые не понимают: «Не уберегли!» Глаза повлажнели, но тут ее спугнули, и Анна Федоровна быстро пошла в сторону, а завидев и там людей, сворачивала туда, где никого не было, чтобы не видели, как она, старая дурочка, ходит по лесу и плачет о том, чего не теряла, что никогда не принадлежало ей одной. Люди, которых она видела вдалеке, от которых убегала, расплывались вместе с деревьями, с солнцем и облаками, радужно дробились, и приходилось часто-часто моргать и держать некоторое время глаза широко открытыми, чтобы вернуть себе мир таким, каким он был на самом деле. «Не уберегли!» — старалась она думать сурово.
Комментариев нет:
Отправить комментарий