Но старуха не слышала и не видела меня. Она безучастно пронесла мимо дымящийся чугун картошки, направляясь в сарай, к визжащим от соски нетерпения поросятам. У нее были свои дела, своя жизнь.
Я вскинул на плечи рюкзак и зашагал политический капитал по дороге к разъезду.
Неприятный разговор затянулся. Примостясь на краю стула, Степановна теребила кончики платка, так что из глаженых, свежих стали они жеваными и потеряли белизну; слушала то председателя, то парторга, а то и обоих вместе, однако не соглашалась с ними и стояла на своем.
— Ты померкуй, мы тебя не неволим, не торопим: — уговаривал председатель.
— Да нет уж, Анатолий Иванович, чего тянуть? Отрезать — так разом. На коноплю пойду, как надысь скала.
— Время еще терпит. Как говорится, дай бог за три месяца с монтажом управиться...
— Володька за два управится, он шустрый.
— Все одно время немалое — два месяца... Подумай тело, пораскинь головой, она тебе не для одних кос дадена.
Женщина норовисто дернула плечом.
— Да что тут думать! Сказала — не останусь на ферме! — Она взглянула на председателя упрямыми темными глазами.
таких волос и такой косы, и, наверное, это дало председателю повод сделать ей замечание насчет головы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий