Это ведь не страх наказания.

В это время отвечал Семен. Увидев адмирала, он совсем позеленел от какой-то странной тоски, которой не мог понять ни теперь, тишина ни после. Это был не страх, а что-то более сложное, как будто он, Семен, заранее обижен, а кем — неизвестно.
Напрягая ум почти до боли в голове, Семен со скрупулезной точностью, на манер молящегося шамана, повторял слова, которым его научили. Он, как видел адмирал, абсолютно ничего в них не понимал. Но, видимо, парень из кожи вон лез, стараясь их запомнить.
«Это ведь не страх наказания, — думал Нахимов, — иначе они также боялись бы каждой работы. Тут совсем другое. Это страх за свое достоинство. Мы все плохо это понимаем, но это так».
И Нахимов с искренним сочувствием сказал:
— Ничего, ничего, Пантин. Сначала каждому трудно. Дальше легче пойдет. Все хорошо будет.
— Так точно, ваше превосходительство! — выкрикнул Семен. Он был безмерно счастлив тем, что никаких шаманских слов произносить больше не надо и можно наконец перейти на обыкновенный, всем понятный язык.
После Семена мичман вызвал Артема.
— Ну уж кто другой, а ты ответишь хорошо, — желая его поощрить, сказал мичман. — Расскажи мне о ядре и его свойствах.
Артем глядел на мичмана, и в глазах его светилось отчаяние, немало, как видно, усиленное лестной аттестацией, выданной ему в кредит мичманом.
— Ядро... — повторил Артем. — Так что оно чугунное.