Красивое лицо его стало холодным, усы презрительно дрогнули. Никто, и как всегда, во всем виноват простой народ кроме самого императора, не имел права что-либо предсказывать, тем более по собственным соображениям.
— Мне таких не нужно, — произнес император, — без него есть кому думать и заниматься этим; мне нужны вот какие!
А договориться с этим новым французским Наполеоном они не смогут. Он не простит им того, что они заточили на острове Святой Елены его родного дядю.
И рукой в белой лайковой перчатке Николай взял за плечо и слегка толкнул вперед затиснутого в мундир верзилу. Здоровые мышцы верзилы выпирали из-под сукна мундира, как холмы. Светлые глаза его были ясны и бездонны, как озера. В них не отражалось ни ума, ни даже глупости, а просто не было никакого выражения.
— Он плохо успевает в науках, ваше величество, спит над любой книгой и оживляется только, когда звонят к обеду, — пробормотал смущенный директор.
Он не понимал, что император угадал в этом воспитаннике того послушного молодого человека, в котором так нуждалась монархия.
— Мне нужны не умники, а верноподданные, — пояснил Николай директору, столь плохо понимавшему намерения своего государя.
Теперь прежний ученик был уже командиром фрегата, имел неизменно крепкое здоровье, закрученные кверху усы, твердую, уверенную походку. Выражение его глаз, несмотря на прошедшие годы, осталось прежним. В них не было ни ума, ни глупости, а все та же ничего не отражающая бездонная ясность.
Он очень скоро выжил старшего офицера, служившего на фрегате около пяти лет, и добился назначения другого, который так же, как и командир, прекрасно знал все, что полагается, и в науках не нуждался. Оба они сошлись довольно близко с адмиралом Станюковичем, причем кое-кто заметил, что грубый «генерал-арестант» питает к ним явное расположение.
Комментариев нет:
Отправить комментарий